А впрочем, Мазур смотрел на него без всякой злости. Билли Бат его откровенно умилял, потому что до ужаса был похож на иных обитателей отечества рабочих и крестьян. Кто угодно может оказаться шпионской подставой, только не Билли Бат, теперь Мазур в этом был окончательно уверен. А значит, лысик заслуживал самого душевного обращения...
Картонная коробка, где сохранилось еще целых четыре бутылки виски, отыскалась под кроватью. Бесцеремонно забрав два пузыря, Мазур с материнской заботливостью повернул голову лысого поудобнее, чтобы, не дай боже, не захлебнулся нечаянно блевотиной. И пошел в свою комнату взять обыкновенную резиновую клизму, крайне необходимую порой при чистке снаряжения.
Дальше было совсем просто. Мозговитого без всякой галантерейности перевернули лицом вниз, пообещав, что, если начнет орать, с ним поступят так, как Содома не поступала с Гоморрой, спустили штаны и быстренько поставили пару клизмочек, то есть закачали в него не менее полулитра неплохого виски.
Результаты проявились быстро – Мозговитый поплыл непритворно и качественно, расплылся в идиотской улыбке, попытался петь, потом начал нести антисоветчину-ахинею, на которую даже Лаврик не обращал внимания. Клиент и без того своим нехорошим поступком навесил на себя столько неприятностей, что не было нужды еще и записывать за ним политически вредные тирады.
Третий стакан он уже потребил хлебалом, до самого донышка, плохо представляя, где находится. Четвертого он не особенно и хотел, но влили насильно, зажимая нос и бережно следя, чтобы угодило именно в то горло.
Все труды заняли не более двадцати минут. Незадачливый перебежчик упокоился на ложе в виде мертвецки пьяного, что сняло множество проблем. Мазура так и пробивало идиотское хихиканье, с коим он не сразу справился. «Ноев ковчег, право, – подумал он, – сущий Ноев ковчег – учитывая обитателей чердака и это бесчувственное тело... Первый раз он посреди такого балагана, бывали и прежде трагикомедии, но далеко им до сегодняшней...»
Не было ни верха, ни низа, один таинственный полумрак и размытые пятнышки звезд над головой, потому что он плыл всего-то в паре метров от поверхности, в полумраке и невесомости, и вверху размытым прожектором светила, кроме звезд, еще и полная луна. И не было никаких посторонних мыслей, никаких тревог, потому что ничего уже не зависело от его мыслей и чувств, акция шла по предписанному, как разогнавшаяся электричка, и поздно было переигрывать, оставалось работать...
Остальных троих он видел, размытыми сгустками более плотного мрака, а потом увидел перед собой длинную темную полосу – днище теплохода, и еще одну полосу, высокую, белесую, уже над водой, сам теплоход. И ушел влево парой сильных гребков.
Они заходили на цель с того борта, что не виден был с берега – ну, почти не виден, даже с высоких точек. Когда теплоход заслонил их от наблюдателей – а их и сейчас хватало, ручаться можно, и вряд ли они разместились только на чердаке дома с привидениями, и у них наверняка есть приборы ночного видения – Мазур поднялся к самой поверхности и лег на спину, так что временами стекло маски оказывалось над водой.
На корабле почти не было света – вполне разумная мера предосторожности. Прожектор вот уже десять минут как не загорался, не чертил ослепительным лучом по воде – значит, вскоре могут... Вообще-то профессиональную атаку из-под воды ни за что не обнаружишь заранее и не сорвешь с помощью дерьмового прожектора, которым вертит дерьмовый сухопутный террорист. Но объясни ты это тем идиотам на корабле... Им неуютно и неспокойно, они хотят душевного спокойствия себе придать хоть чуточку... Ага!
Вверху вновь вспыхнул прожектор, как и в прошлый раз, хаотично полоснул по воде – там-сям, там-сям... Описал круг вокруг захваченного корабля, что было полнейшим кретинизмом: любой мало-мальски опытный пловец проворно погрузится с головкой, и хрен ты его высмотришь с мостка... И, тем не менее это полезно, то, что зажегся прожектор, поскольку позволяет заключить: один из восьми так и торчит на мостике у «лампады»...
Когда вновь стало темно, Мазур снова вынырнул на поверхность, и рядом всплыли остальные. Судя по жесту Лаврика, он услышал на корме второго часового – а первого давным-давно засек сам Мазур. Прекрасно слышно в ночной тишине, как он там отирается, бродит, будто тень отца Гамлета: и страшно ему, и неуверенно в одиночестве и темноте, да куда денешься...
Ожидание нельзя затягивать до бесконечности... Все!!!
Короткий, оживленный разговор глухонемых – жестами, жестами, которых ни один глухонемой не понял бы, кстати. Акваланги и ласты уложены в мешки, а мешки надежно прикреплены к якорной цепи рифовым узлом – держит надежно, а при необходимости вмиг отдается, то есть развязывается: потяни, внучка, за веревочку...
Достав из мешка на поясе коробочку, Мазур сковырнул крышку ногтем большого пальца и в три секунды исчертил себе физиономию темными полосами: пришлось, не мудрствуя, купить в аптеке пару-тройку совершенно безобидных, без всякого рецепта продающихся снадобий, смешать с гуталином...
И он сделал короткий, недвусмысленный жест, соответствующий уставной команде «В атаку!»
Все происходило бесшумно, словно на планете исчезли звуки, напрочь. Двигаясь, словно бесплотный призрак, Мазур оказался на палубе – морской дух в гидрокостюме, с зачерненной физией. В полутора метрах от него обнаружился часовой, индивидуум в темной – ага, кое-что предусмотрели все же! – одежде, с итальянской трещоткой под мышкой.