Пиранья. Флибустьерские волны - Страница 35


К оглавлению

35

В просторной пустоватой комнате у старинного массивного столика сидел в небрежной позе человек лет пятидесяти, одетый дорого и безукоризненно. Ничего такого специфически итальянского Мазур в нем не усмотрел – ни особенной смуглости, ни смоляных кудрей. Просто-напросто широкоплечий тип с аккуратной прической, квадратной челюстью и тяжелым взглядом.

Взгляд многое может о человеке сказать – особенно тому, кого, подобно Мазуру, учили вылавливать в глазах малейшие нюансы, оттенки, черты характера и много чего еще.

У этого типа были волчьи глаза – взгляд человека, способного без малейших колебаний запалить этот город с четырех концов, если того потребуют интересы дела. И даже если в центре пожарища окажется его собственная бабушка, подобный тип и пальцем не пошевелит. Санни прав: это, действительно, не Ричард – это гораздо хуже... Паскуда, и все тут. Ухо востро!

– Значит, Джонни, – сказал сидящий без тени улыбки. – Чем зарабатываешь на жизнь, Джонни?

– Ищу испанский галеон, – ответил Мазур, прилежно стоя перед ним, правда, все же не навытяжку. – Есть один синдикат, они меня наняли как аквалангиста... Ну, а потом Ричард меня попросил о пустяковой услуге...

– И ты моментально согласился?

– Они так настойчиво просили, что я не смог отказать...

– Бывает, – без улыбки кивнул Тони. – Ну и как ты, Джонни, себе представляешь свое ближайшее будущее? Чего бы тебе хотелось от жизни? Не от меня, а от жизни? Предположим, я тебе предложу идти на все четыре стороны. Куда ты пойдешь, оказавшись за воротами? И что перво-наперво станешь делать? Мазур пожал плечами:

– Я бы вернулся на Пасагуа. Искать галеон. Правда, денег у меня нет ни цента, но я-то полагал, что меня отвезут назад ваши ребята... Ричард мне говорил, что оставит в покое, если я для него сделаю работу... а то и предложит дальнейшее сотрудничество. Я полагал, мы обо всем с ним договорились.

– Вот как? – без выражения произнес Тони. – Вы с Ричардом, значит, договорились... Только здесь не Ричард распоряжается, а я... если ты не против, конечно.

И надолго замолчал, буравя Мазура тяжелым взглядом.

– Я, честное слово, не собираюсь ни с кем посторонним откровенничать о ваших делах, – сказал Мазур спокойно. – У меня хватает своих забот, повидал достаточно, чтобы не лезть в чужие... В общем, можете на меня положиться...

– Знаешь, Джонни, – тем же ровным, бесцветным голосом сказал Тони. – Я, кажется, сейчас разрыдаюсь от твоего благородства. Нечасто в наши подлые времена встретишь столь благородного и сознательного парня... Ладно, иди к себе, посиди там пока...

«Плохо дело, – подумал Мазур, направляясь к двери. – Кажется, появилась та самая долгожданная определенность. Он со мной держался даже не равнодушно, не брезгливо – он просто-напросто уже не видит во мне живого человека, вот и все, в глазах у него это ясно читается, никакой ошибки. Он меня уже списал, сволочь такая».

Вернувшись к себе, он проворно огляделся в поисках хоть чего-то, что можно превратить в импровизированное оружие. Стулья тяжелые, старинные, ножку голыми руками не выломать, никаких столовых ножей и вилок... Будут стрелять? Вряд ли, улица довольно оживленная, а на стволах у них нет глушаков... Придушить захотят, точно, уповая на численное превосходство...

Развязка наступила даже быстрее, чем он предполагал – положительно, Мазур недооценил напора и организаторских способностей Тони... Послышались решительные шаги, дверь распахнулась, и в комнату ввалились все трое – Санни с Филом и молчаливый латинос, недвусмысленно теребивший в руках кусок веревки. Лица у первых двух были примечательные – несколько сконфуженные, виноватые чуточку, они отводили глаза, мялись, вообще чувствовали себя неловко. «Деликатные все же ребята, – подумал Мазур иронически, отметив с радостью, что в руках у троицы не замечается ничего огнестрельного. – Совестью терзаются самую малость, но это им нисколечко не мешает добросовестно выполнять приказ...»

Старательно состроив испуганную физиономию, он попятился в угол, сгорбился и насквозь испуганным голосом зачастил:

– Ребята, вы что? Эй, парни! Что задумали? Мать вашу так, мы же в одной команде!

Санни с Филом, виновато переглядываясь, тем не менее целеустремленно подступали к нему, словно бравые гусары к горничной. Что до латиноса, то он заходил слева с совершенно непроницаемым лицом – этот, сразу видно, о существовании угрызений совести и порядочности знал лишь теоретически, да и то, надо полагать, не особенно и верил, что существует на свете этакая блажь...

– Санни! Фил! – отчаянно воззвал Мазур. – Вы что задумали?

– Да мы-то ничего... – покаянным тоном отозвался Санни. – Тони, знаешь ли... Если бы все от меня зависело, я бы совершенно по-другому переиграл... Джонни, ты, это... Не ложиться же жмуриком вместо тебя, ты нас пойми...

– Ничего личного, – поддержал Фил. – Так уж Тони распорядился...

Латинос надвигался с невозмутимым лицом, зажав в кулаках оба конца веревки и рывками натягивая ее время от времени. С его точки зрения, читалось в глазах, вся эта сентиментальная болтовня была в столь несложном деле решительно ни к чему...

Его обступили вплотную. Все еще сохраняя на лице выражение прямо-таки панического ужаса, Мазур спокойно рассчитал в уме все пируэты, выпады и прочие партитуры. И совершенно неожиданно для них прянул из своего угла, первым сшиб Фила, обрушился на двух других уже с тыла, работая всеми четырьмя конечностями, словно бездушный комбайн, рубящий колосья: «Эх, косил Ясь камышину...»

Как и было рассчитано, эта чертова мельница продолжалась краткие секунды, итог был предугадан и жесток – на полу распластались три тела, напрочь лишенные сознания на ближайшие четверть часа. По-хозяйски их охлопав, Мазур извлек три пушки, одну оставил себе на всякий пожарный, а две других зашвырнул под кровать.

35