Пиранья. Флибустьерские волны - Страница 31

Он распластался, вжимаясь щекой в хорошо оструганные доски, держа тяжелое тело меж собой и бортом – хлипкий был борт, деревянный, пуля такой прошьет насквозь и еще, чего доброго, через противоположный вылетит...

Судя по звукам справа, так именно только что и случилось. А потом мертвец содрогнулся, приняв на себя порцию свинца, которая без этой дружеской услуги неминуемо досталась бы Мазуру...

Мазур так и лежал, мечтая стать плоским, словно лист бумаги, а еще лучше – бестелесным. Его нисколько не тянуло геройствовать, он вовсе не собирался встревать в чужую драку, хотя под самым носом у него темнел приклад дробовика. Стоявшая перед ним задача была совершенно иной – ухитриться выжить, ни во что не вмешиваясь. Пусть дырявят друг другу черепушки, коли им пришла охота, не хватало еще словить пулю в насквозь чужой заварушке...

Мотор взревел на максимальных оборотах. Мазур ощутил, как мощный катер прямо-таки прыгнул вперед, помчался, такое впечатление, на редане. И над головой, и вокруг по-прежнему гремела оглушительная пулеметная россыпь, четкие автоматные строчки, баханье ружей, пистолетные выстрелы. Напрягая тренированный слух, он добросовестно строил в уме расклад боя. Кое-что вырисовывалось: погоня, если она была, определенно отставала, далеко за кормой продолжалась схватка, а над головой Мазура по-прежнему грохотала пальба, гильзы звонко стучали по палубе, одна обожгла щеку, скатилась по плечу...

Понемногу доступная слуху картина стала меняться – пальба за кормой стала почти неслышной и на катере перестали стрелять, но он по-прежнему несся на предельной скорости, глухо шумела за бортом рассекаемая вода, выл мотор на невероятных оборотах, и Мазур по-прежнему ничего не видел, закрываясь трупом, чувствуя липкое на лице и руках...

Окончательно убедившись, что погоня отстала и пули больше не жужжат над головой, он проворно вскочил на ноги – пора было вновь преисполниться здоровой подозрительности и держать все окружающее в поле зрения. Самый удобный случай от него отделаться – вокруг отрытое море, рядом уже есть один «жмурик»...

Труп и в самом деле оказался единственным. Великан Чахлый, правда, неосторожно подставился под пулю – он сидел на тянувшейся вдоль борта деревянной лавочке, шипя и фыркая от боли, зажимал широченной ладонью левое плечо, и меж пальцев сочилась кровь, уже изрядно уделав белую рубашку. Однако Мазур наметанным глазом моментально определил, что это, судя по количеству крови, не более чем царапина, ни вены, ни артерии не задеты. Как говорится, таких раненых фронтовой санинструктор посылает танки подрывать, потому что они злее...

Санни и Фил, медленно отходившие от лихой перестрелки, оказались совершенно не задетыми. Вся палуба усыпана расстрелянными гильзами, перекатываются туда-сюда, брякают, сталкиваясь, и кровь уже стала подсыхать темными лужицами на светлых досках...

Быстренько проанализировав все происшедшее, Мазур пришел к выводу, что нападавшие вряд ли имели отношение к полиции, армии или иной организованной государственной вооруженной силе. Во-первых, полиция или другая структура непременно подняла бы дикий шум, вопя в мегафоны, что это именно она и никто другой – иначе любой прохвост в такой ситуации с помощью оравы адвокатов начнет доказывать, что принял незнакомцев за кровавых бандитов, вот и действовал соответственно в страхе за свое добро и саму жизнь... Во-вторых, обрушившийся на катер ливень свинца в итоге, рассматривая беспристрастно, результаты дал никчемные – несколько пробоин в борту, один убитый и один оцарапанный шальной пулей. Маловато ущерба, чего уж там. Полиция или армия непременно наворотила бы дел похлестче. Конкуренты, а?

Катер уже не мчался на пределе возможностей, но все же шел достаточно быстро. Островов уже не видно, остались за горизонтом. И не видно нигде ни погони, ни второго катера. Взглянув на опускавшееся к морской глади солнце, прикинув курс, Мазур помрачнел. Они забирались все дальше и дальше на норд-вест, или, выражаясь по сухопутному, на северо-восток, меж тем как вожделенный остров Пасагуа располагался аккурат в противоположном направлении. Мазур вспомнил карту, и ему стало еще неуютнее: данный курс означал, что...

Что дела начинаются хреновые, независимо от того, собираются его отправить за борт или нет.

– Живой? – спросил Санни, все еще не в силах прогнать с лица некую оцепенелость. – Не ранен? На тебя же смотреть жутко, кровищей весь перемазан...

– Это не моя, – кратко ответил Мазур, вновь собранный, напряженный и готовый ко всему.

– Ага, ясно... – Санни печально покивал головой. – Крутой парень был Лопес, но коли уж не повезет, так не повезет... Джонни, ты, я смотрю, не великой отваги экземпляр, в углу пролежал, как мышка.

– А за что мне лоб подставлять под свинец? – пожал Мазур плечами. – За эту сумочку? Так она не моя, а ваша, моей доли там нет. Ты бы на моем месте стал благородство проявлять?

– Да вряд ли.

– Вот то-то и оно.

Проследив его взгляд, Мазур тоже оглянулся, но никого не увидел на хвосте. Одно из бесспорных преимуществ бегства по морю в том и состоит, что такие вот преследователи, вроде тех двух лодок, едва потеряв тебя из виду, вновь отыщут только по счастливой случайности. На воде следов не остается, поди угадай, в каком направлении дернул беглец, если направлений столько же, сколько румбов, а румбов, между прочим, целых тридцать два, не говоря уж о трехстах шестидесяти градусах...

– Куда мы? – спросил Мазур.

– К черту на рога, – вяло огрызнулся Санни, думая о чем-то своем. – Фил!..